Почта полевая

Прошу Вас, дорогие гости, надумавшие зафрендить (тьфу, что за слово!) меня, написать кратенько: по какой причине Вы собрались это сделать. Добавляю в друзья по принципу духовного родства, созвучия, возможности поучиться, и тех, с кем в реальности сталкивала жизнь. Я люблю вас, люди, вы порой такие беззащитные, и хочется вам  сварить суп, дранники нажарить... а вы далеко..  но знайте, братья и сестры, картофельные дранники всегда за мной! У меня в друзьях даже рассорившиеся, но они мне почему-либо дороги. Признаюсь, что данный онлайн -дневник - одно большое письмо. Сил и времени все меньше, а потому своим адресатам я разослала ссылку на этот журнал, и вроде бы как ниточка не обрывается. В журнале есть подзамки... Да нет, ничего такого умного и интригующего там нет, просто не хочу, чтобы "некты" с одного творческого портала пришли сюда со своим слуховым аппаратом... А тут мне иногда хочется быть на пределе искренности, в этом большом интернет-купе... Для нектов это купе заперто (но они регулярно меня навещают:)..
Дорогие друзья! я Вас по мере сил читаю и люблю, пожалуйста, убирайте под кат большой материал. Комментарии к этой записи скрываются (до времени).
Ко всем с уважением.

Очень близкая мне  позиция

Cинусоида моей жизни.
 Разница  между этими  беглыми записями - неделя.


( Collapse )

Из письма Марии Сергеевны Желнаваковой брату Николаю Сергеевичу Фуделю

1993
…На Крещенье, вернее под Крещенье, я отправилась в церковь, а там, стоя за водой, простудилась и морально и физически пришла в упадок. Святили воду на улице около храма в огромной емкости, народу было очень много, масса, и вся эта масса не хотела стоять, а хотела скорее набрать воды и уйти. Как они вели себя, один грех, лезли вперед, тесня друг друга, над головой держа бидоны и банки. Я уходила два раза греться, очередь теряла, потом, когда пришла, — шум, возмущение масс; смотрю, две крошечные посиневшие старушки, прислонились как-то странно к каменной стене, а их отчитывают. Слышу, они оправдываются — “да мы же не лезли, мы просили нас пропустить”, — а говорят — еле пищат, шепотом, и синие совсем. Я разозлилась (стараясь себя сдерживать), говорю старушкам — “стойте, где стоите, я дойду до вас и поставлю вас впереди себя”, одна мне отвечает — “да как же нам не стоять, когда мы и ходить одни совсем не можем, только с кем-нибудь, вот нас поставили, мы и стоим”. Я дошла до них (при всеобщем молчании!), поставила их (они держались друг за друга) впереди себя и еще по пути прихватила третью старуху, у которой тряслись голова и руки, державшие бидон, она безрезультатно взывала вокруг себя: “Ну пропустите меня ради Бога — кто-нибудь!”. “Кто-нибудь” стояли с каменными лицами и трясущаяся бабуля слонялась вдоль очереди впустую. Я ее поставила впереди себя и она благополучно воду налила. В результате я простудилась и что-то сделалось с моей головой, видимо, на нервной почве, так как я страшно разозлилась. “Люди, — все же сказала я толпе, — где же будет эта вода святой, когда вы таких старух отталкиваете”! Промолчали. Ночью я не могла заснуть и вертелась, как на горячей сковородке. Папа и мама никогда бы в такую толпу не лезли и обходили это стороной. Я забыла это. Но воды все же привезла, стоит. Четвертая старуха, которая налила воду без меня, стоит у меня в глазах: когда она выскочила, вылезла с водой из очереди и со своей палкой, сумкой, бидоном оказалась вне толпы на гололедице, ей надо было быстро опереться на что-нибудь, поднять палку, засунуть свой бидон в сумку и уйти, но она ничего этого сделать не могла, так как если у третьей старухи тряслись голова и руки, то у этой, четвертой, тряслось все, и ноги в том числе, и НИКТО, НИКТО не вышел из очереди и не помог ей, все стояли и смотрели. Ну, я подошла, все ей подала не сразу, я ждала, думала, ну, неужели никто не подойдет! Никто. Эта трясущаяся бабулька оказалась сильной духом, она, ничуть не унывая, призвала на мою голову все благословения и мне твердым, ясным, молодым, почти маминым голосом сказала: “О, как я рада, какое счастье, теперь я всем своим раздам водички — и соседке больной…”. А что ее могли растоптать, она и не подумала. Вот эта вода была Иорданская истинно.

В прошлом году вышли две необыкновенно важные и своевременные  книги, посвященные семье Сергея Иосифовича: книга о няне семьи Фудeлей Муне (инокине Матроне) "Сердце, жалеющее всех людей" (автор – историк, писатель, краевед Сергей Довженко ) и о жизни и служении протоирея Иосифа Фуделя (автор-составитель –  канд. ист. наук Надежда Винюкова   при участии историка литературы, текстолога Ольги Фетисенко (подготовила к изданию 13 томов К. Леонтьева)).
Предлагаю Вашему вниманию передачу на радио "Благовещение", которую мы записали с журналистом  Надеждой Зотовой в конце декабря прошлого года. Записали спонтанно, т.к. обстоятельства   жизни оставляют очень мало времени и сил на подготовку ко встречам…
Хотелось поделиться сердечной радостью и открыть читателю замечательные книги, а также  имена людей, что сохраняют для нас память о семье и духовном наследии Фуделей.

Часть 1-я.


( Collapse )
Все предыдущие записи см. по тэгу "Фудель"

( Collapse )

( Collapse )

Традиционный дождь в новогодье... После новогоднего молебна и Литургии вышли и обомлели: как передвигаться? Каток плюс сверху еще водичка.. Канонада поутихла, а в темном храме даже стены озарялись. Война другою не бывает... Но как же хорошо быть за высокой белой стеной! И это наша традиция. Всем добра, любви и спасения!
( Collapse )